#теория
#интересное
#лайфхаки
#мнения
#истории
#подкасты
#спецпроекты
Научный сотрудник РГГУ и НИУ ВШЭ, лингвист Антон Сомин
Елизавета Стрючкова
21.11.2022
Первый и второй государственные: почему в Беларуси по-русски говорят чаще, чем по-белорусски
Примечание. Республика Беларусь, или Беларусь, — официальное название страны. В России можно также услышать топоним Белоруссия. Это наименование родом из Советского Союза, когда Беларусь была Белорусской ССР, или Белоруссией.
Беларусь — единственное государство мира, кроме России, где русский — государственный язык. Второй государственный. Но из-за чего белорусы (а их в стране, по данным Белстата, 85%), да и представители других национальностей, предпочитают говорить именно на нём. Почему так происходит, спросили лингвиста Антона Сомина, самих белорусов и государственную статистику.
Дела государственные. И семейные
Русский язык наравне с белорусским был государственным языком Белоруссии во времена СССР. Но ещё до распада страны появился закон «О языках в Белорусской ССР», который наделил белорусский официальным статусом. Конституция 1994 года сделала его единственным государственным, но ненадолго. Через год президент республики Александр Лукашенко инициировал референдум, на котором граждане отвечали, хотят ли они, чтобы русский язык тоже получил статус государственного. По данным Центральной избирательной комиссии страны, «за» проголосовали 83,3%. Теперь, согласно конституции, государственные — оба языка.
«Беларусь всегда была одним из наиболее русскоязычных регионов Советского Союза, и для большинства горожан именно русский был родным, а не белорусский», — считает научный сотрудник РГГУ и НИУ ВШЭ, лингвист Антон Сомин. По его словам, когда в начале 90-х Беларусь получила независимый статус и национальный язык стал государственным, для многих это оказалось неудобным:
Дела государственные. И семейные
Русский язык наравне с белорусским был государственным языком Белоруссии во времена СССР. Но ещё до распада страны появился закон «О языках в Белорусской ССР», который наделил белорусский официальным статусом. Конституция 1994 года сделала его единственным государственным, но ненадолго. Через год президент республики Александр Лукашенко инициировал референдум, на котором граждане отвечали, хотят ли они, чтобы русский язык тоже получил статус государственного. По данным Центральной избирательной комиссии страны, «за» проголосовали 83,3%. Теперь, согласно конституции, государственные — оба языка.
«Беларусь всегда была одним из наиболее русскоязычных регионов Советского Союза, и для большинства горожан именно русский был родным, а не белорусский», — считает научный сотрудник РГГУ и НИУ ВШЭ, лингвист Антон Сомин. По его словам, когда в начале 90-х Беларусь получила независимый статус и национальный язык стал государственным, для многих это оказалось неудобным:
Беларусь — единственное государство мира, кроме России, где русский — государственный язык. Второй государственный. Но из-за чего белорусы (а их в стране, по данным Белстата, 85%), да и представители других национальностей, предпочитают говорить именно на нём. Почему так происходит, спросили лингвиста Антона Сомина, самих белорусов и государственную статистику.
Дела государственные. И семейные
Русский язык наравне с белорусским был государственным языком Белоруссии во времена СССР. Но ещё до распада страны появился закон «О языках в Белорусской ССР», который наделил белорусский официальным статусом. Конституция 1994 года сделала его единственным государственным, но ненадолго. Через год президент республики Александр Лукашенко инициировал референдум, на котором граждане отвечали, хотят ли они, чтобы русский язык тоже получил статус государственного. По данным Центральной избирательной комиссии страны, «за» проголосовали 83,3%. Теперь, согласно конституции, государственные — оба языка.
«Беларусь всегда была одним из наиболее русскоязычных регионов Советского Союза, и для большинства горожан именно русский был родным, а не белорусский», — считает научный сотрудник РГГУ и НИУ ВШЭ , лингвист Антон Сомин. По его словам, когда в начале 90-х Беларусь получила независимый статус и национальный язык стал государственным, для многих это оказалось неудобным:
Дела государственные. И семейные
Русский язык наравне с белорусским был государственным языком Белоруссии во времена СССР. Но ещё до распада страны появился закон «О языках в Белорусской ССР», который наделил белорусский официальным статусом. Конституция 1994 года сделала его единственным государственным, но ненадолго. Через год президент республики Александр Лукашенко инициировал референдум, на котором граждане отвечали, хотят ли они, чтобы русский язык тоже получил статус государственного. По данным Центральной избирательной комиссии страны, «за» проголосовали 83,3%. Теперь, согласно конституции, государственные — оба языка.
«Беларусь всегда была одним из наиболее русскоязычных регионов Советского Союза, и для большинства горожан именно русский был родным, а не белорусский», — считает научный сотрудник РГГУ и НИУ ВШЭ , лингвист Антон Сомин. По его словам, когда в начале 90-х Беларусь получила независимый статус и национальный язык стал государственным, для многих это оказалось неудобным:
«Не знаю, насколько можно доверять результатам референдума. Возможно, они не полностью реальны. Но, думаю, большинство белорусов было не против, чтобы русский стал одним из двух государственных. Потому что на нём удобнее говорить».
«Не знаю, насколько можно доверять результатам референдума. Возможно, они не полностью реальны. Но, думаю, большинство белорусов было не против, чтобы русский стал одним из двух государственных. Потому что на нём удобнее говорить».
Согласно данным последней переписи населения Беларуси, большинство жителей страны считают родным белорусский, но как язык повседневного общения используют русский. Белорусские семьи могут говорить дома как исключительно по-русски, так и на двух языках, но именно русский часто становится первым.
«У нас билингвальная семья, и я с самого детства слышала белорусский язык. Например, аудиосказки родители включали, смотрела передачи по телевизору, и книжки на белорусском мне читали. Просто так вышло, что я заговорила на русском», — рассказывает Кристина Станкевич. А у Ульяны Богдан-Лесниковой дома все говорят по-русски, хотя её родители озвучивали популярные иностранные сериалы на белорусском и хорошо владеют языком. Семья Полины Холомеевой полностью русскоязычная, поэтому и её первым языком был русский: «Это логично, потому что никто в моей семьей не использует белорусский для ежедневного общения. С чего бы мне было начинать?»
Повзрослев, Ульяна и Полина так и продолжают говорить на русском, а у Кристины примерно 60% ежедневного общения проходит по-белорусски. Она хотела бы всё время говорить на национальном языке, но не получается: «У меня много знакомых не из Беларуси, которые его не понимают, есть и те, кто делает вид, что не понимает. Плюс в университете много предметов, связанных с переводом с русского на английский и наоборот».
Кристина с начальной школы участвовала в олимпиадах по белорусскому языку и литературе, в 10 классе вышла на республиканский уровень. «Мои близкие люди говорят по-белорусски, я очень люблю наш язык и нашу культуру и считаю, что они достойны жить», — говорит Кристина. По её наблюдениям, разговоры на белорусском заразны: окружающие тоже начинают на него переходить.
«У нас белорусский — 11 классов школы и первый курс университета, а так на нём мало говорят», — рассказывает Ульяна. Она считает, что люди смогли бы перейти на национальный язык, но не будут говорить очень хорошо. После школы язык забывается без практики: окружающие говорят на русском, и не у всех есть интерес к белорусскому.
«Мне хочется верить, что если бы я осталась учиться в Беларуси, в Минск поехала бы, к примеру, то курсу ко второму тоже пыталась бы больше говорить по-белорусски», — рассуждает Полина. Но она поступила в университет в России, и теперь практиковаться негде: «Все вокруг говорят на русском, в школе было так же, и до 11 класса я не видела в этом проблемы. А когда увидела, уже была в России».
Почему её тревожит ситуация, когда большинство белорусов говорит на русском, Полина объясняет так:
«У нас билингвальная семья, и я с самого детства слышала белорусский язык. Например, аудиосказки родители включали, смотрела передачи по телевизору, и книжки на белорусском мне читали. Просто так вышло, что я заговорила на русском», — рассказывает Кристина Станкевич. А у Ульяны Богдан-Лесниковой дома все говорят по-русски, хотя её родители озвучивали популярные иностранные сериалы на белорусском и хорошо владеют языком. Семья Полины Холомеевой полностью русскоязычная, поэтому и её первым языком был русский: «Это логично, потому что никто в моей семьей не использует белорусский для ежедневного общения. С чего бы мне было начинать?»
Повзрослев, Ульяна и Полина так и продолжают говорить на русском, а у Кристины примерно 60% ежедневного общения проходит по-белорусски. Она хотела бы всё время говорить на национальном языке, но не получается: «У меня много знакомых не из Беларуси, которые его не понимают, есть и те, кто делает вид, что не понимает. Плюс в университете много предметов, связанных с переводом с русского на английский и наоборот».
Кристина с начальной школы участвовала в олимпиадах по белорусскому языку и литературе, в 10 классе вышла на республиканский уровень. «Мои близкие люди говорят по-белорусски, я очень люблю наш язык и нашу культуру и считаю, что они достойны жить», — говорит Кристина. По её наблюдениям, разговоры на белорусском заразны: окружающие тоже начинают на него переходить.
«У нас белорусский — 11 классов школы и первый курс университета, а так на нём мало говорят», — рассказывает Ульяна. Она считает, что люди смогли бы перейти на национальный язык, но не будут говорить очень хорошо. После школы язык забывается без практики: окружающие говорят на русском, и не у всех есть интерес к белорусскому.
«Мне хочется верить, что если бы я осталась учиться в Беларуси, в Минск поехала бы, к примеру, то курсу ко второму тоже пыталась бы больше говорить по-белорусски», — рассуждает Полина. Но она поступила в университет в России, и теперь практиковаться негде: «Все вокруг говорят на русском, в школе было так же, и до 11 класса я не видела в этом проблемы. А когда увидела, уже была в России».
Почему её тревожит ситуация, когда большинство белорусов говорит на русском, Полина объясняет так:
Согласно данным последней переписи населения Беларуси, большинство жителей страны считают родным белорусский, но как язык повседневного общения используют русский. Белорусские семьи могут говорить дома как исключительно по-русски, так и на двух языках, но именно русский часто становится первым.
«У нас билингвальная семья, и я с самого детства слышала белорусский язык. Например, аудиосказки родители включали, смотрела передачи по телевизору, и книжки на белорусском мне читали. Просто так вышло, что я заговорила на русском», — рассказывает Кристина Станкевич. А у Ульяны Богдан-Лесниковой дома все говорят по-русски, хотя её родители озвучивали популярные иностранные сериалы на белорусском и хорошо владеют языком. Семья Полины Холомеевой полностью русскоязычная, поэтому и её первым языком был русский: «Это логично, потому что никто в моей семьей не использует белорусский для ежедневного общения. С чего бы мне было начинать?»
Повзрослев, Ульяна и Полина так и продолжают говорить на русском, а у Кристины примерно 60% ежедневного общения проходит по-белорусски. Она хотела бы всё время говорить на национальном языке, но не получается: «У меня много знакомых не из Беларуси, которые его не понимают, есть и те, кто делает вид, что не понимает. Плюс в университете много предметов, связанных с переводом с русского на английский и наоборот».
Кристина с начальной школы участвовала в олимпиадах по белорусскому языку и литературе, в 10 классе вышла на республиканский уровень. «Мои близкие люди говорят по-белорусски, я очень люблю наш язык и нашу культуру и считаю, что они достойны жить», — говорит Кристина. По её наблюдениям, разговоры на белорусском заразны: окружающие тоже начинают на него переходить.
«У нас белорусский — 11 классов школы и первый курс университета, а так на нём мало говорят», — рассказывает Ульяна. Она считает, что люди смогли бы перейти на национальный язык, но не будут говорить очень хорошо. После школы язык забывается без практики: окружающие говорят на русском, и не у всех есть интерес к белорусскому.
«Мне хочется верить, что если бы я осталась учиться в Беларуси, в Минск поехала бы, к примеру, то курсу ко второму тоже пыталась бы больше говорить по-белорусски», — рассуждает Полина. Но она поступила в университет в России, и теперь практиковаться негде: «Все вокруг говорят на русском, в школе было так же, и до 11 класса я не видела в этом проблемы. А когда увидела, уже была в России».
Почему её тревожит ситуация, когда большинство белорусов говорит на русском, Полина объясняет так:
«У нас билингвальная семья, и я с самого детства слышала белорусский язык. Например, аудиосказки родители включали, смотрела передачи по телевизору, и книжки на белорусском мне читали. Просто так вышло, что я заговорила на русском», — рассказывает Кристина Станкевич. А у Ульяны Богдан-Лесниковой дома все говорят по-русски, хотя её родители озвучивали популярные иностранные сериалы на белорусском и хорошо владеют языком. Семья Полины Холомеевой полностью русскоязычная, поэтому и её первым языком был русский: «Это логично, потому что никто в моей семьей не использует белорусский для ежедневного общения. С чего бы мне было начинать?»
Повзрослев, Ульяна и Полина так и продолжают говорить на русском, а у Кристины примерно 60% ежедневного общения проходит по-белорусски. Она хотела бы всё время говорить на национальном языке, но не получается: «У меня много знакомых не из Беларуси, которые его не понимают, есть и те, кто делает вид, что не понимает. Плюс в университете много предметов, связанных с переводом с русского на английский и наоборот».
Кристина с начальной школы участвовала в олимпиадах по белорусскому языку и литературе, в 10 классе вышла на республиканский уровень. «Мои близкие люди говорят по-белорусски, я очень люблю наш язык и нашу культуру и считаю, что они достойны жить», — говорит Кристина. По её наблюдениям, разговоры на белорусском заразны: окружающие тоже начинают на него переходить.
«У нас белорусский — 11 классов школы и первый курс университета, а так на нём мало говорят», — рассказывает Ульяна. Она считает, что люди смогли бы перейти на национальный язык, но не будут говорить очень хорошо. После школы язык забывается без практики: окружающие говорят на русском, и не у всех есть интерес к белорусскому.
«Мне хочется верить, что если бы я осталась учиться в Беларуси, в Минск поехала бы, к примеру, то курсу ко второму тоже пыталась бы больше говорить по-белорусски», — рассуждает Полина. Но она поступила в университет в России, и теперь практиковаться негде: «Все вокруг говорят на русском, в школе было так же, и до 11 класса я не видела в этом проблемы. А когда увидела, уже была в России».
Почему её тревожит ситуация, когда большинство белорусов говорит на русском, Полина объясняет так:
«Проблема в том, что у нас есть национальный язык, который должен быть синонимичен понятию "родной язык". А люди говорят на русском и со временем перестают отделять себя от россиян. Но не для того же мы получили национальное самосознание, чтобы потерять его за 20 лет? Это аномалия — не говорить в своей стране на своём языке»
«Проблема в том, что у нас есть национальный язык, который должен быть синонимичен понятию "родной язык". А люди говорят на русском и со временем перестают отделять себя от россиян. Но не для того же мы получили национальное самосознание, чтобы потерять его за 20 лет? Это аномалия — не говорить в своей стране на своём языке»
Беларусь была частью разных государств: Речи Посполитой, Российской империи. Белорусский язык всё это время существовал, но в сельской местности. Белорусы предпочитали учить детей другим языкам. «В Речи Посполитой языком элиты был польский, в Российской империи — русский. Соответственно, все горожане, которые хотели двигаться по карьерной лестнице, были вынуждены говорить на этих языках и учить им детей», — объясняет Антон Сомин.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
Беларусь была частью разных государств: Речи Посполитой, Российской империи. Белорусский язык всё это время существовал, но в сельской местности. Белорусы предпочитали учить детей другим языкам. «В Речи Посполитой языком элиты был польский, в Российской империи — русский. Соответственно, все горожане, которые хотели двигаться по карьерной лестнице, были вынуждены говорить на этих языках и учить им детей», — объясняет Антон Сомин.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
Некоторые лингвисты не любят термин «трасянка» и предпочитают говорить «смешанная белорусско-русская речь», так как это речь, где белорусская фонетика и грамматика смешиваются с русской лексикой. У слова «трасянка» негативная коннотация, потому что это «смесь сена с соломой, некачественный корм для скота в голодные годы». Но мне кажется, в научном дискурсе он нейтрален.
Для дескриптивных лингвистов (занимающихся описанием языка. — Прим. «Изборника») все языки равны. Всё равно, на каком языке говорит человек, если это его речь. Лингвистам трасянку интересно изучать, ведь она позволяет посмотреть, как языки друг на друга влияли: где проявления фонетические, где лексические.
Есть и другая точка зрения, но среди её приверженцев сложно отделить лингвистов от языковых активистов. Они выступают за сохранение языка. И тут тоже две точки зрения. Одни призывают говорить хотя бы на трасянке, считая это первым шагом к белорусскому: со временем словарный запас увеличивается и язык становится чище. Другие считают трасянку испорченным языком и призывают максимально отдалить белорусский от русского, чтобы белорусский в неё не выродился (ЮНЕСКО внесла белорусский в список уязвимых языков. — Прим. «Изборника»). К счастью, последнее мнение не очень популярно.
В идеальном мире, конечно, лучше без трасянки, но в реальном, если её запретить, ещё меньше людей будет говорить по-белорусски. Поэтому трасянка воспринимается как позитивное явление в ситуации, когда всё плохо.
Нелюбовь людей к трасянке объясняется тем, что, в отличие от диалектов, это явление не региональное, а социальное. Она появилась в середине XX века, после войны, когда люди стали переезжать из сёл в города. Города разрушены, есть нечего и горожанам, а тут ещё «понаехали всякие, вместо того чтобы сидеть у себя в деревнях». Отношение к деревенским было негативное, городские считали их хуже себя. Стандартная ксенофобия.
Но здесь было двойное разделение — не только по происхождению, но и по языку. Приезжие говорили на белорусском: «приехали со своим колхозным языком в наши города» — изначально к белорусскому было негативное отношение. Деревенские это понимали и пытались переучиться на русский. Естественно, получалось у них неидеально, потому что сложно преодолеть влияние близких языков друг на друга. Выходила трасянка. И этот язык выходцы из села передавали детям, думая, что передают русский. Так появилось первое поколение людей, для которого трасянка — родной язык. А кем они были? Обычно жителями городских окраин, горожанами в первом поколении, явно не элитой и не интеллигенцией.
Язык — это отражение человека, и ненависть к языку возникает из-за ненависти к определённой социальной группе. А ненависть к трасянке можно ещё объяснить тем, что это и не русский, и не белорусский, а «некачественная» смесь.
Для дескриптивных лингвистов (занимающихся описанием языка. — Прим. «Изборника») все языки равны. Всё равно, на каком языке говорит человек, если это его речь. Лингвистам трасянку интересно изучать, ведь она позволяет посмотреть, как языки друг на друга влияли: где проявления фонетические, где лексические.
Есть и другая точка зрения, но среди её приверженцев сложно отделить лингвистов от языковых активистов. Они выступают за сохранение языка. И тут тоже две точки зрения. Одни призывают говорить хотя бы на трасянке, считая это первым шагом к белорусскому: со временем словарный запас увеличивается и язык становится чище. Другие считают трасянку испорченным языком и призывают максимально отдалить белорусский от русского, чтобы белорусский в неё не выродился (ЮНЕСКО внесла белорусский в список уязвимых языков. — Прим. «Изборника»). К счастью, последнее мнение не очень популярно.
В идеальном мире, конечно, лучше без трасянки, но в реальном, если её запретить, ещё меньше людей будет говорить по-белорусски. Поэтому трасянка воспринимается как позитивное явление в ситуации, когда всё плохо.
Нелюбовь людей к трасянке объясняется тем, что, в отличие от диалектов, это явление не региональное, а социальное. Она появилась в середине XX века, после войны, когда люди стали переезжать из сёл в города. Города разрушены, есть нечего и горожанам, а тут ещё «понаехали всякие, вместо того чтобы сидеть у себя в деревнях». Отношение к деревенским было негативное, городские считали их хуже себя. Стандартная ксенофобия.
Но здесь было двойное разделение — не только по происхождению, но и по языку. Приезжие говорили на белорусском: «приехали со своим колхозным языком в наши города» — изначально к белорусскому было негативное отношение. Деревенские это понимали и пытались переучиться на русский. Естественно, получалось у них неидеально, потому что сложно преодолеть влияние близких языков друг на друга. Выходила трасянка. И этот язык выходцы из села передавали детям, думая, что передают русский. Так появилось первое поколение людей, для которого трасянка — родной язык. А кем они были? Обычно жителями городских окраин, горожанами в первом поколении, явно не элитой и не интеллигенцией.
Язык — это отражение человека, и ненависть к языку возникает из-за ненависти к определённой социальной группе. А ненависть к трасянке можно ещё объяснить тем, что это и не русский, и не белорусский, а «некачественная» смесь.
Беларусь была частью разных государств: Речи Посполитой, Российской империи. Белорусский язык всё это время существовал, но в сельской местности. Белорусы предпочитали учить детей другим языкам. «В Речи Посполитой языком элиты был польский, в Российской империи — русский. Соответственно, все горожане, которые хотели двигаться по карьерной лестнице, были вынуждены говорить на этих языках и учить им детей», — объясняет Антон Сомин.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
Языковой барьер
Беларусь — независимое государство уже больше 30 лет, но на национальный язык её жители не переходят. По мнению Антона Сомина, на то есть три причины.
Во-первых, языковое общество инертно. Если говорили на определённом языке и этот язык удобен во всех сферах коммуникации, нет причин обучать детей другому. Так что русскоязычные родители, которые выросли в Советском Союзе — там русский давал гораздо больше возможностей, чем любой национальный, — передают своим детям именно его. Если только им по этнопсихологическим и этносоциальным соображениям не кажется, что их дети должны говорить по-белорусски.
Во-вторых, существует языковой барьер. Хоть белорусский и русский очень похожи, всё-таки это два разных языка, а заставить себя говорить на другом, непривычном языке непросто. Белорусский учат в школе, проблем с ним особых нет, поэтому можно считать, что знаешь оба языка, а говоришь на удобном тебе.
Правда, близость русского и белорусского тоже вызывает сложности. Когда неуверенно владеешь белорусским языком, не знаешь, забыл ты, как это слово будет по-белорусски, или оно совпадает с русским. Смотришь на веник и думаешь: есть какое-то специальное слово для веника или он так же и будет — «веник»? Не осознаёшь, что ты его помнишь.
Возникает проблема: белорусскоязычная часть общества, особенно та, для которой он изначально неродной, довольно консервативна. Поэтому те, кто только начинает говорить по-белорусски, боятся «испортить» язык и скатиться в трасянку.
В-третьих, в части общества, несмотря на 30 лет независимости, сохранилось отношение к белорусскому как к «недорусскому», который указывает на необразованность. Поэтому на нём говорить в городе стыдно. В 70-е и первой половине 80-х на носителях белорусского висел ярлык неграмотных крестьян. Во второй половине 80-х их уже считали национально-ориентированными сторонниками независимости Беларуси.
В первой половине 90-х использование белорусского стало мейнстримом, а во второй — снова показателем оппозиционности. И эта оппозиционность сохраняется за белорусским языком до сих пор. Если человек говорит по-белорусски, его могут назвать белорусским националистом. И это может отталкивать от языка сочувствующих. Хотя одного сочувствия, чтобы сменить язык, недостаточно, говорит Антон Сомин: должна быть сознательность и решимость.
Пока всё меньше людей называют белорусский родным, и всё больше — говорят на русском. Об этом свидетельствуют данные переписей населения.
В первой половине 90-х использование белорусского стало мейнстримом, а во второй — снова показателем оппозиционности. И эта оппозиционность сохраняется за белорусским языком до сих пор. Если человек говорит по-белорусски, его могут назвать белорусским националистом. И это может отталкивать от языка сочувствующих. Хотя одного сочувствия, чтобы сменить язык, недостаточно, говорит Антон Сомин: должна быть сознательность и решимость.
Пока всё меньше людей называют белорусский родным, и всё больше — говорят на русском. Об этом свидетельствуют данные переписей населения.
В-третьих, в части общества, несмотря на 30 лет независимости, сохранилось отношение к белорусскому как к «недорусскому», который указывает на необразованность. Поэтому на нём говорить в городе стыдно. В 70-е и первой половине 80-х на носителях белорусского висел ярлык неграмотных крестьян. Во второй половине 80-х их уже считали национально-ориентированными сторонниками независимости Беларуси.
В первой половине 90-х использование белорусского стало мейнстримом, а во второй — снова показателем оппозиционности. И эта оппозиционность сохраняется за белорусским языком до сих пор. Если человек говорит по-белорусски, его могут назвать белорусским националистом. И это может отталкивать от языка сочувствующих. Хотя одного сочувствия, чтобы сменить язык, недостаточно, говорит Антон Сомин: должна быть сознательность и решимость.
Пока всё меньше людей называют белорусский родным, и всё больше — говорят на русском. Об этом свидетельствуют данные переписей населения.
В первой половине 90-х использование белорусского стало мейнстримом, а во второй — снова показателем оппозиционности. И эта оппозиционность сохраняется за белорусским языком до сих пор. Если человек говорит по-белорусски, его могут назвать белорусским националистом. И это может отталкивать от языка сочувствующих. Хотя одного сочувствия, чтобы сменить язык, недостаточно, говорит Антон Сомин: должна быть сознательность и решимость.
Пока всё меньше людей называют белорусский родным, и всё больше — говорят на русском. Об этом свидетельствуют данные переписей населения.
Кристина Станкевич считает, что люди ленятся переходить с русского на национальный. Её дедушка переучивался с белорусского весь первый курс университета, было непросто. Теперь на русском говорят повсеместно, и необходимость возвращаться к родному языку отпала.
Полина полагает, что говорить на белорусском может быть некомфортно из-за непонимания окружающих. «Каждый раз осознанный и непростой выбор: вот сейчас возьму и заговорю с продавщицей на мове, хотя с вероятностью 99,99999% она будет отвечать на русском», — рассуждает Полина. Она добавляет: «Это не как с английским, когда говоришь "Do you know where's the nearest library?" и тебе отвечают на английском. Никто в ответ не переключится на белорусский».
Антон Сомин подтверждает предположения Полины: «Заговорить на белорусском психологически сложно, люди обращают внимание, как будто по улице прошёл темнокожий. Вроде ничего удивительного, но, скорее, проводят взглядом».
Названия улиц в Беларуси пишутся на национальном языке, но русскоязычные белорусы этого не замечают. «Настолько привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Но вот в метро в основном белорусский и английский, хотя надписи о безопасности на русском», — говорит Ульяна.
В минском аэропорту используются четыре языка. Государственные белорусский и русский, а также «языки для иностранцев» — английский и китайский. Белорусский преобладает в сообщениях по громкой связи в зоне внутренних рейсов, а в международной зоне аэропорта почти отсутствует. На рейсах национального перевозчика информацию передают на трёх языках: белорусском, русском и английском.
Полина полагает, что говорить на белорусском может быть некомфортно из-за непонимания окружающих. «Каждый раз осознанный и непростой выбор: вот сейчас возьму и заговорю с продавщицей на мове, хотя с вероятностью 99,99999% она будет отвечать на русском», — рассуждает Полина. Она добавляет: «Это не как с английским, когда говоришь "Do you know where's the nearest library?" и тебе отвечают на английском. Никто в ответ не переключится на белорусский».
Антон Сомин подтверждает предположения Полины: «Заговорить на белорусском психологически сложно, люди обращают внимание, как будто по улице прошёл темнокожий. Вроде ничего удивительного, но, скорее, проводят взглядом».
Названия улиц в Беларуси пишутся на национальном языке, но русскоязычные белорусы этого не замечают. «Настолько привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Но вот в метро в основном белорусский и английский, хотя надписи о безопасности на русском», — говорит Ульяна.
В минском аэропорту используются четыре языка. Государственные белорусский и русский, а также «языки для иностранцев» — английский и китайский. Белорусский преобладает в сообщениях по громкой связи в зоне внутренних рейсов, а в международной зоне аэропорта почти отсутствует. На рейсах национального перевозчика информацию передают на трёх языках: белорусском, русском и английском.
Кристина Станкевич считает, что люди ленятся переходить с русского на национальный. Её дедушка переучивался с белорусского весь первый курс университета, было непросто. Теперь на русском говорят повсеместно, и необходимость возвращаться к родному языку отпала.
Полина полагает, что говорить на белорусском может быть некомфортно из-за непонимания окружающих. «Каждый раз осознанный и непростой выбор: вот сейчас возьму и заговорю с продавщицей на мове, хотя с вероятностью 99,99999% она будет отвечать на русском», — рассуждает Полина. Она добавляет: «Это не как с английским, когда говоришь "Do you know where's the nearest library?" и тебе отвечают на английском. Никто в ответ не переключится на белорусский».
Антон Сомин подтверждает предположения Полины: «Заговорить на белорусском психологически сложно, люди обращают внимание, как будто по улице прошёл темнокожий. Вроде ничего удивительного, но, скорее, проводят взглядом».
Названия улиц в Беларуси пишутся на национальном языке, но русскоязычные белорусы этого не замечают. «Настолько привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Но вот в метро в основном белорусский и английский, хотя надписи о безопасности на русском», — говорит Ульяна.
В минском аэропорту используются четыре языка. Государственные белорусский и русский, а также «языки для иностранцев» — английский и китайский. Белорусский преобладает в сообщениях по громкой связи в зоне внутренних рейсов, а в международной зоне аэропорта почти отсутствует. На рейсах национального перевозчика информацию передают на трёх языках: белорусском, русском и английском.
Полина полагает, что говорить на белорусском может быть некомфортно из-за непонимания окружающих. «Каждый раз осознанный и непростой выбор: вот сейчас возьму и заговорю с продавщицей на мове, хотя с вероятностью 99,99999% она будет отвечать на русском», — рассуждает Полина. Она добавляет: «Это не как с английским, когда говоришь "Do you know where's the nearest library?" и тебе отвечают на английском. Никто в ответ не переключится на белорусский».
Антон Сомин подтверждает предположения Полины: «Заговорить на белорусском психологически сложно, люди обращают внимание, как будто по улице прошёл темнокожий. Вроде ничего удивительного, но, скорее, проводят взглядом».
Названия улиц в Беларуси пишутся на национальном языке, но русскоязычные белорусы этого не замечают. «Настолько привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Но вот в метро в основном белорусский и английский, хотя надписи о безопасности на русском», — говорит Ульяна.
В минском аэропорту используются четыре языка. Государственные белорусский и русский, а также «языки для иностранцев» — английский и китайский. Белорусский преобладает в сообщениях по громкой связи в зоне внутренних рейсов, а в международной зоне аэропорта почти отсутствует. На рейсах национального перевозчика информацию передают на трёх языках: белорусском, русском и английском.
Как белорусский звучит на борту национального перевозчика
Уроки белорусского
Когда на улицах разговаривают на русском, заповедником белорусского остаётся школа. Но белорусскоязычных учреждений гораздо меньше, чем русскоязычных, и их число сокращается. Остаются уроки белорусского языка и литературы, иногда некоторые другие гуманитарные предметы, которые тоже преподают на национальном языке.
Антон Сомин считает, что преобладание русского связано с курсом властей Беларуси: «Нынешняя власть русскоязычна. У неё совершенно нет резона вводить белорусский в качестве языка преподавания в большинстве школ, потому что нет задачи поддерживать белорусский язык, есть задача поддерживать большинство».
По словам лингвиста, большинство населения русскоязычное и людям не хочется, чтобы их дети учились на белорусском, потому что язык никак не пригодится. Например, высшее образование русскоязычное, не считая белорусской филологии. Если человек учился по-белорусски в школе, ему будет сложно в университете. Граждане хотят, чтобы их дети получали образование на том языке, на котором говорят в повседневной жизни. И получается, что вроде как всё находится в балансе: есть небольшое число белорусскоязычных, для них есть белорусскоязычные школы или белорусскоязычные классы в русскоязычных школах. И есть русскоязычное большинство.
По статистике, среднее специальное и высшее образование получить на белорусском довольно сложно. В прошлом году в средних специальных и средних профессиональных учебных заведениях на 91 тысячу русскоязычных студентов приходилось только сто белорусскоязычных. В вузах разрыв ещё больше: 154 тысячи студентов учились на русском, на белорусском — двести. Но среднее и высшее образование можно получать одновременно на двух государственных языках. Так в 2021 году в техникумах учились 19 тысяч студентов, а в университетах — 97 тысяч.
«Формально, если посмотреть на количество школ, чуть больше 50% русскоязычных, чуть меньше 50% белорусскоязычных. Но белорусскоязычные школы сельские, где учится очень мало людей, поэтому получается, что по количеству школ власти могут показывать, какое замечательное равновесие, а по количеству учеников будет 9:1», — рассказывает Антон Сомин.
По статистике в городе только два школьника из ста получают образование на белорусском, в сельской местности — примерно два из трёх.
Когда на улицах разговаривают на русском, заповедником белорусского остаётся школа. Но белорусскоязычных учреждений гораздо меньше, чем русскоязычных, и их число сокращается. Остаются уроки белорусского языка и литературы, иногда некоторые другие гуманитарные предметы, которые тоже преподают на национальном языке.
Антон Сомин считает, что преобладание русского связано с курсом властей Беларуси: «Нынешняя власть русскоязычна. У неё совершенно нет резона вводить белорусский в качестве языка преподавания в большинстве школ, потому что нет задачи поддерживать белорусский язык, есть задача поддерживать большинство».
По словам лингвиста, большинство населения русскоязычное и людям не хочется, чтобы их дети учились на белорусском, потому что язык никак не пригодится. Например, высшее образование русскоязычное, не считая белорусской филологии. Если человек учился по-белорусски в школе, ему будет сложно в университете. Граждане хотят, чтобы их дети получали образование на том языке, на котором говорят в повседневной жизни. И получается, что вроде как всё находится в балансе: есть небольшое число белорусскоязычных, для них есть белорусскоязычные школы или белорусскоязычные классы в русскоязычных школах. И есть русскоязычное большинство.
По статистике, среднее специальное и высшее образование получить на белорусском довольно сложно. В прошлом году в средних специальных и средних профессиональных учебных заведениях на 91 тысячу русскоязычных студентов приходилось только сто белорусскоязычных. В вузах разрыв ещё больше: 154 тысячи студентов учились на русском, на белорусском — двести. Но среднее и высшее образование можно получать одновременно на двух государственных языках. Так в 2021 году в техникумах учились 19 тысяч студентов, а в университетах — 97 тысяч.
«Формально, если посмотреть на количество школ, чуть больше 50% русскоязычных, чуть меньше 50% белорусскоязычных. Но белорусскоязычные школы сельские, где учится очень мало людей, поэтому получается, что по количеству школ власти могут показывать, какое замечательное равновесие, а по количеству учеников будет 9:1», — рассказывает Антон Сомин.
По статистике в городе только два школьника из ста получают образование на белорусском, в сельской местности — примерно два из трёх.
Уроки белорусского
Когда на улицах разговаривают на русском, заповедником белорусского остаётся школа. Но белорусскоязычных учреждений гораздо меньше, чем русскоязычных, и их число сокращается. Остаются уроки белорусского языка и литературы, иногда некоторые другие гуманитарные предметы, которые тоже преподают на национальном языке.
Антон Сомин считает, что преобладание русского связано с курсом властей Беларуси: «Нынешняя власть русскоязычна. У неё совершенно нет резона вводить белорусский в качестве языка преподавания в большинстве школ, потому что нет задачи поддерживать белорусский язык, есть задача поддерживать большинство».
По словам лингвиста, большинство населения русскоязычное и людям не хочется, чтобы их дети учились на белорусском, потому что язык никак не пригодится. Например, высшее образование русскоязычное, не считая белорусской филологии. Если человек учился по-белорусски в школе, ему будет сложно в университете. Граждане хотят, чтобы их дети получали образование на том языке, на котором говорят в повседневной жизни. И получается, что вроде как всё находится в балансе: есть небольшое число белорусскоязычных, для них есть белорусскоязычные школы или белорусскоязычные классы в русскоязычных школах. И есть русскоязычное большинство.
По статистике, среднее специальное и высшее образование получить на белорусском довольно сложно. В прошлом году в средних специальных и средних профессиональных учебных заведениях на 91 тысячу русскоязычных студентов приходилось только сто белорусскоязычных. В вузах разрыв ещё больше: 154 тысячи студентов учились на русском, на белорусском — двести. Но среднее и высшее образование можно получать одновременно на двух государственных языках. Так в 2021 году в техникумах учились 19 тысяч студентов, а в университетах — 97 тысяч.
«Формально, если посмотреть на количество школ, чуть больше 50% русскоязычных, чуть меньше 50% белорусскоязычных. Но белорусскоязычные школы сельские, где учится очень мало людей, поэтому получается, что по количеству школ власти могут показывать, какое замечательное равновесие, а по количеству учеников будет 9:1», — рассказывает Антон Сомин.
По статистике в городе только два школьника из ста получают образование на белорусском, в сельской местности — примерно два из трёх.
Когда на улицах разговаривают на русском, заповедником белорусского остаётся школа. Но белорусскоязычных учреждений гораздо меньше, чем русскоязычных, и их число сокращается. Остаются уроки белорусского языка и литературы, иногда некоторые другие гуманитарные предметы, которые тоже преподают на национальном языке.
Антон Сомин считает, что преобладание русского связано с курсом властей Беларуси: «Нынешняя власть русскоязычна. У неё совершенно нет резона вводить белорусский в качестве языка преподавания в большинстве школ, потому что нет задачи поддерживать белорусский язык, есть задача поддерживать большинство».
По словам лингвиста, большинство населения русскоязычное и людям не хочется, чтобы их дети учились на белорусском, потому что язык никак не пригодится. Например, высшее образование русскоязычное, не считая белорусской филологии. Если человек учился по-белорусски в школе, ему будет сложно в университете. Граждане хотят, чтобы их дети получали образование на том языке, на котором говорят в повседневной жизни. И получается, что вроде как всё находится в балансе: есть небольшое число белорусскоязычных, для них есть белорусскоязычные школы или белорусскоязычные классы в русскоязычных школах. И есть русскоязычное большинство.
По статистике, среднее специальное и высшее образование получить на белорусском довольно сложно. В прошлом году в средних специальных и средних профессиональных учебных заведениях на 91 тысячу русскоязычных студентов приходилось только сто белорусскоязычных. В вузах разрыв ещё больше: 154 тысячи студентов учились на русском, на белорусском — двести. Но среднее и высшее образование можно получать одновременно на двух государственных языках. Так в 2021 году в техникумах учились 19 тысяч студентов, а в университетах — 97 тысяч.
«Формально, если посмотреть на количество школ, чуть больше 50% русскоязычных, чуть меньше 50% белорусскоязычных. Но белорусскоязычные школы сельские, где учится очень мало людей, поэтому получается, что по количеству школ власти могут показывать, какое замечательное равновесие, а по количеству учеников будет 9:1», — рассказывает Антон Сомин.
По статистике в городе только два школьника из ста получают образование на белорусском, в сельской местности — примерно два из трёх.
Белорусский как оппозиционный
«Многие белорусскоязычные школы закрыли после 2020 года как "рассадник неправильной идеологии". У нас белорусский почему-то считается языком протестов, и, если говоришь на белорусском, некоторые товарищи чуть ли не к нацистам могут причислить», — рассказывает Кристина.
Действительно, количество учеников, получающих образование на белорусском языке, постепенно сокращается. При этом на русском учится всё большее число детей. В прошлом году русскоязычных школьников было почти в 9 раз больше, чем белорусскоязычных.
«Многие белорусскоязычные школы закрыли после 2020 года как "рассадник неправильной идеологии". У нас белорусский почему-то считается языком протестов, и, если говоришь на белорусском, некоторые товарищи чуть ли не к нацистам могут причислить», — рассказывает Кристина.
Действительно, количество учеников, получающих образование на белорусском языке, постепенно сокращается. При этом на русском учится всё большее число детей. В прошлом году русскоязычных школьников было почти в 9 раз больше, чем белорусскоязычных.
Белорусский как оппозиционный
«Многие белорусскоязычные школы закрыли после 2020 года как "рассадник неправильной идеологии". У нас белорусский почему-то считается языком протестов, и, если говоришь на белорусском, некоторые товарищи чуть ли не к нацистам могут причислить», — рассказывает Кристина.
Действительно, количество учеников, получающих образование на белорусском языке, постепенно сокращается. При этом на русском учится всё большее число детей. В прошлом году русскоязычных школьников было почти в 9 раз больше, чем белорусскоязычных.
«Многие белорусскоязычные школы закрыли после 2020 года как "рассадник неправильной идеологии". У нас белорусский почему-то считается языком протестов, и, если говоришь на белорусском, некоторые товарищи чуть ли не к нацистам могут причислить», — рассказывает Кристина.
Действительно, количество учеников, получающих образование на белорусском языке, постепенно сокращается. При этом на русском учится всё большее число детей. В прошлом году русскоязычных школьников было почти в 9 раз больше, чем белорусскоязычных.
По словам Антона Сомина, стереотипы о белорусском не новы. «Когда я ходил в первый класс, у нас была городская легенда, что по городу ходят злые бээнэфовцы (сторонники белорусского народного фронта. — Прим. «Изборника») с лопатой и спрашивают у всех прохожих, как по-белорусски будет "лопата". Если не знаешь, тебя этой лопатой по хребту. И я маленький запомнил слово рыдлёўка на случай встречи с этими самыми бээнэфовцами», — рассказал лингвист.
Соответственно, многие молодые люди, которые начинали интересоваться политикой в девяностые и нулевые, переходили на белорусский язык, потому что считали его одним из атрибутов независимости. Он стал символом противостояния тем, кто в большей степени за интеграцию с Россией и мало озабочен национальными и этническими вопросами.
Но люди, которые заинтересовались политикой в 2020-м и, как следствие, заговорили на национальном языке, необязательно с того дня говорили только по-белорусски. Антон Сомин считает, что «после двадцатого года это стало несколько опасно делать: если ты говоришь на улице по-белорусски, это повод заинтересоваться тобой не только для прохожих, но и для органов правопорядка. Не знаю, насколько это преувеличение, но лучше ничем не привлекать их внимание».
Получается, что у белорусов есть множество причин не переходить на национальный язык. Они привыкли говорить на русском, не чувствуют поддержки окружающих и бросают говорить по-белорусски, если вокруг них слышно только русский. Есть люди, которые стесняются несовершенного владения национальным языком, не могут побороть языковой барьер или близкородственную интерференцию. Боятся говорить по-белорусски из-за риска попасть в политический контекст или всё ещё считают национальный язык языком «деревенщины».
Хотя активисты возрождают белорусский, пока русский остаётся доминирующим. Но жизнь языка, согласно критериям ЮНЕСКО, зависит от его носителей. И если большинство белорусов будет уважать и ценить национальный язык, говорить и читать на нём, передавать белорусский из поколения в поколения, он не исчезнет.
Соответственно, многие молодые люди, которые начинали интересоваться политикой в девяностые и нулевые, переходили на белорусский язык, потому что считали его одним из атрибутов независимости. Он стал символом противостояния тем, кто в большей степени за интеграцию с Россией и мало озабочен национальными и этническими вопросами.
Но люди, которые заинтересовались политикой в 2020-м и, как следствие, заговорили на национальном языке, необязательно с того дня говорили только по-белорусски. Антон Сомин считает, что «после двадцатого года это стало несколько опасно делать: если ты говоришь на улице по-белорусски, это повод заинтересоваться тобой не только для прохожих, но и для органов правопорядка. Не знаю, насколько это преувеличение, но лучше ничем не привлекать их внимание».
Получается, что у белорусов есть множество причин не переходить на национальный язык. Они привыкли говорить на русском, не чувствуют поддержки окружающих и бросают говорить по-белорусски, если вокруг них слышно только русский. Есть люди, которые стесняются несовершенного владения национальным языком, не могут побороть языковой барьер или близкородственную интерференцию. Боятся говорить по-белорусски из-за риска попасть в политический контекст или всё ещё считают национальный язык языком «деревенщины».
Хотя активисты возрождают белорусский, пока русский остаётся доминирующим. Но жизнь языка, согласно критериям ЮНЕСКО, зависит от его носителей. И если большинство белорусов будет уважать и ценить национальный язык, говорить и читать на нём, передавать белорусский из поколения в поколения, он не исчезнет.
По словам Антона Сомина, стереотипы о белорусском не новы. «Когда я ходил в первый класс, у нас была городская легенда, что по городу ходят злые бээнэфовцы (сторонники белорусского народного фронта. — Прим. «Изборника») с лопатой и спрашивают у всех прохожих, как по-белорусски будет "лопата". Если не знаешь, тебя этой лопатой по хребту. И я маленький запомнил слово рыдлёўка на случай встречи с этими самыми бээнэфовцами», — рассказал лингвист.
Соответственно, многие молодые люди, которые начинали интересоваться политикой в девяностые и нулевые, переходили на белорусский язык, потому что считали его одним из атрибутов независимости. Он стал символом противостояния тем, кто в большей степени за интеграцию с Россией и мало озабочен национальными и этническими вопросами.
Но люди, которые заинтересовались политикой в 2020-м и, как следствие, заговорили на национальном языке, необязательно с того дня говорили только по-белорусски. Антон Сомин считает, что «после двадцатого года это стало несколько опасно делать: если ты говоришь на улице по-белорусски, это повод заинтересоваться тобой не только для прохожих, но и для органов правопорядка. Не знаю, насколько это преувеличение, но лучше ничем не привлекать их внимание».
Получается, что у белорусов есть множество причин не переходить на национальный язык. Они привыкли говорить на русском, не чувствуют поддержки окружающих и бросают говорить по-белорусски, если вокруг них слышно только русский. Есть люди, которые стесняются несовершенного владения национальным языком, не могут побороть языковой барьер или близкородственную интерференцию. Боятся говорить по-белорусски из-за риска попасть в политический контекст или всё ещё считают национальный язык языком «деревенщины».
Хотя активисты возрождают белорусский, пока русский остаётся доминирующим. Но жизнь языка, согласно критериям ЮНЕСКО, зависит от его носителей. И если большинство белорусов будет уважать и ценить национальный язык, говорить и читать на нём, передавать белорусский из поколения в поколения, он не исчезнет.
Соответственно, многие молодые люди, которые начинали интересоваться политикой в девяностые и нулевые, переходили на белорусский язык, потому что считали его одним из атрибутов независимости. Он стал символом противостояния тем, кто в большей степени за интеграцию с Россией и мало озабочен национальными и этническими вопросами.
Но люди, которые заинтересовались политикой в 2020-м и, как следствие, заговорили на национальном языке, необязательно с того дня говорили только по-белорусски. Антон Сомин считает, что «после двадцатого года это стало несколько опасно делать: если ты говоришь на улице по-белорусски, это повод заинтересоваться тобой не только для прохожих, но и для органов правопорядка. Не знаю, насколько это преувеличение, но лучше ничем не привлекать их внимание».
Получается, что у белорусов есть множество причин не переходить на национальный язык. Они привыкли говорить на русском, не чувствуют поддержки окружающих и бросают говорить по-белорусски, если вокруг них слышно только русский. Есть люди, которые стесняются несовершенного владения национальным языком, не могут побороть языковой барьер или близкородственную интерференцию. Боятся говорить по-белорусски из-за риска попасть в политический контекст или всё ещё считают национальный язык языком «деревенщины».
Хотя активисты возрождают белорусский, пока русский остаётся доминирующим. Но жизнь языка, согласно критериям ЮНЕСКО, зависит от его носителей. И если большинство белорусов будет уважать и ценить национальный язык, говорить и читать на нём, передавать белорусский из поколения в поколения, он не исчезнет.
Автор: Елизавета Стрючкова
21 ноября 2022, 16:00
21 ноября 2022, 16:00
Барушка, К. После десятилетий господства российской культуры жители Беларуси снова начинают говорить на родном языке // The Guardian. [Электронный ресурс], URL: https://www.theguardian.com/world/2015/jan/28/-sp-russia-belarus-language-culture-comeback (дата обращения: 16.11.2022).
Изучаем Беларусь: статистика для школьников. Редкол. И. В. Медведева (пред.) [и др.]. Минск: Пачатковая школа, 2018. 144 с.
Колоцей, М. Я., Улейчик Н. Л. Государственная политика республики Беларусь в области национального образования национальных меньшинств в 90-е гг. XX в. – начале XXI в. Материалы межд. науч. практ. конф. Народы, культуры и социальные процессы на пограничье. 2010. С. 426–431.
Конституция Республики Беларусь, ст. 17.
Национальный состав населения. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2019. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Образование в Республике Беларусь. Редкол. И. В. Медведева (пред.) [и др.]. Минск, 2021. 40 с.
Протокол центральной комиссии Республики Беларусь по выборам и проведению республиканских референдумов 14 мая 1995 года. [Электронный ресурс], URL: https://rec.gov.by/uploads/folderForLinks/archive-referenda-1995-post.pdf (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения по родному языку и языку, на котором разговаривают дома. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2009. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения по родному языку и языку, на котором разговаривают дома. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2019. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения Республики Беларусь по национальностям и языкам. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 1999. [Электронный ресурс], URL: https://www.belstat.gov.by/ofitsialnaya-statistika/makroekonomika-i-okruzhayushchaya-sreda/perepis-naseleniya/perepis-naseleniya-1999/tablichnye-dannye/raspredelenie-naseleniya-respubliki-belarus-po-natsionalnostyam-i-yazykam-v-1999-godu/ (дата обращения: 16.11.2022).
Изучаем Беларусь: статистика для школьников. Редкол. И. В. Медведева (пред.) [и др.]. Минск: Пачатковая школа, 2018. 144 с.
Колоцей, М. Я., Улейчик Н. Л. Государственная политика республики Беларусь в области национального образования национальных меньшинств в 90-е гг. XX в. – начале XXI в. Материалы межд. науч. практ. конф. Народы, культуры и социальные процессы на пограничье. 2010. С. 426–431.
Конституция Республики Беларусь, ст. 17.
Национальный состав населения. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2019. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Образование в Республике Беларусь. Редкол. И. В. Медведева (пред.) [и др.]. Минск, 2021. 40 с.
Протокол центральной комиссии Республики Беларусь по выборам и проведению республиканских референдумов 14 мая 1995 года. [Электронный ресурс], URL: https://rec.gov.by/uploads/folderForLinks/archive-referenda-1995-post.pdf (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения по родному языку и языку, на котором разговаривают дома. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2009. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения по родному языку и языку, на котором разговаривают дома. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 2019. [Электронный ресурс], URL: https://census.belstat.gov.by/saiku/?guest=true&lang=ru&default_view_state=edit#query/open//public/F501N_ru.saiku (дата обращения: 16.11.2022).
Распределение населения Республики Беларусь по национальностям и языкам. Национальный статистический комитет Республики Беларусь. 1999. [Электронный ресурс], URL: https://www.belstat.gov.by/ofitsialnaya-statistika/makroekonomika-i-okruzhayushchaya-sreda/perepis-naseleniya/perepis-naseleniya-1999/tablichnye-dannye/raspredelenie-naseleniya-respubliki-belarus-po-natsionalnostyam-i-yazykam-v-1999-godu/ (дата обращения: 16.11.2022).