Правила правописания — это общественный договор. То, как мы договорились записывать звучащую речь, чтобы нам было проще друг друга понимать. Есть устойчивое заблуждение, что правила создают лингвисты: группа академиков сидит и изобретает, чтобы жизнь мёдом не казалась. На самом деле многое, что непросвещённому человеку кажется странным, обусловлено историей нашего языка. Современное правописание отражает либо произношение прошлого, либо
исторические процессы, которые давным-давно происходили в русском языке.
Например, слово
треугольник: вроде бы
три угла, а пишется буква «е». Как будто назло здесь надо писать другую букву, чтобы нам было сложнее. А если мы копнём в историю, то увидим, что на самом деле здесь выделяется приставка
тре-, которая восходит ещё к церковнославянскому. И она была усилительной приставкой со значением «много». Эта же приставка есть в словах
треволнение,
трезвон — звон во все колокола, а не три колокола,
треклятый — «многократно клятый», а не «три раза проклятый»,
тресвятой — «тресвятая Богородица»,
трезубец,
треножник и так далее. Здесь получилось, что первоначально усилительное значение сблизилось со значением числительного
три. Трезвучие — аккорд из
трёх звуков, трезубец
с тремя зубцами, треугольник
с тремя углами. И мы теперь воспринимаем
треугольник как слово, состоящее из слов
три и
угол. Хорошо бы рассказывать в школе такие истории, чтобы ученики понимали, что непонятное написание — не чья-то фантазия, а то, что сложилось исторически.
—
Насколько страшно делать ошибки? — В нашем обществе делать ошибки достаточно страшно, потому что, к сожалению, не распространено спокойное отношение к отклонениям от литературной нормы. Мы любим искать ошибки в речи друг друга, ругать за них, хотя не всегда успеваем разобраться, действительно ли имеем дело с ошибкой. Если вы выйдете на улицу и попросите сто человек — достаточно грамотных, но далёких от филологической науки, оценить нормативность четырёх вариантов:
звóнит,
чёрное кофе,
живу в Строгине и
стыдóба, большинство скажет, что все четыре варианта — ошибки, причём довольно грубые. Хотя эти варианты совершенно разные по степени нормативности:
- звóнит не допускается в литературной норме;
- чёрное кофе — вариант, допустимый в разговорной речи, при том что эталонный вариант — чёрный кофе;
- в Строгине — предпочтительный вариант, а живу в Строгино допустимо только в той же разговорной речи;
- стыдóба — единственно правильный вариант, только так и нужно говорить, согласно всем словарям русского языка.
Но при этом у каждого носителя в голове свой эталон, что правильно, а что неправильно, и раздражают именно отклонения от этого эталона. Замечают ошибки, которые на слуху, а менее известные не замечают.
Грамматические, лексические и орфоэпические ошибки (если это не касается самых обсуждаемых слов наподобие
договор и
звонит) люди готовы простить охотнее, чем ошибки в правилах правописания. Привычный облик слова носителям особенно больно видеть искажённым. Именно поэтому любые попытки изменить правила правописания общество воспринимает так болезненно: кажется, что искажение облика слова — это искажение самого языка. Правописание и язык постоянно смешивают.
—
А как к ошибкам относятся лингвисты? — Лингвисты гораздо спокойнее, чем далёкие от филологии люди. Лингвисты больше знают об истории языка, о том, что норма допускает варианты, что варианты находятся в движении и что вчерашние ошибки сегодня могут стать нормой, а сегодняшние нормы завтра могут стать ошибками.