Современное «н» в формах косвенных падежей — «подарок на память» от предлогов к, в и с, которые имели вид кън, вън, сън. У предлогов не было собственного ударения, и они фонетически примыкали к местоимению. Поэтому редуцированный ъ оказался в слабой позиции и выпал, а начальные согласные предлогов остались с н по разные стороны баррикад.
Привычные нам он, она, оно и они произносились с ударением на первый слог и соответствовали группе «тех» («этими» были сь, си и сѥ). Это краткие формы устаревших, но тем не менее известных нам местоимений оный, оная, оное, оные. Впрочем, слова тъ (тот), та и то в древнерусских текстах встретить тоже легко.
Древнерусским аналогом известного выражения тут и там, в котором противопоставляются два указательных местоимённых наречия (или местоимения, согласно другой точке зрения), было семо и овамо.
Семо относится к ряду на с (к тому же, что и сей) и обозначает близость предмета или места к говорящему. Овамо, напротив, указывает на удалённое место, как овогда (не только иногда, но и однажды, некогда) — на время раньше или позже, чем сейчас. В этих словах заметен корень, который есть также в местоимениях овъ и ово, синонимичных современным тот и то.
Притяжательные местоимения древнерусского языка не вызовут трудностей у носителя современного русского. В именительном падеже они более чем узнаваемы, а в косвенных падежах их окончания будут совпадать с соответствующими формами местоимений и, ѥ и я (а йотированное).
Впрочем, как притяжательные стоит переводить на русский язык формы родительного падежа личных и лично-указательных местоимений. Например, матєрє ваю — дословно матери вас (при том что «вас» строго двое), но если совсем по-русски, то, конечно, вашей матери. Матєрє ѥя — это её матери. И да, ѥя — форма родительного падежа, которая позже закрепилась в значении притяжательного местоимения третьего лица. А «сия пучина», по логике, могла поглотить только ѭ, или, в древнерусском, ю — форма винительного падежа выглядит именно так.